Константин Еронин: «Деньги меня интересуют меньше, чем природа искусства»
Поговорили с режиссером фильма «Искупление», в котором Сергей Безруков, Никита Кологривый, Виктор Сухоруков, Кирилл Кяро и рэпер Хаски снялись совершенно бесплатно.
Могли бы вы себе представить российский черно-белый артхаусный малобюджетный фильм ужасов, где в главных ролях сыграли топовые российские актеры: Сергей Безруков, Никита Кологривый, Виктор Сухоруков, Кирилл Кяро? Причем все снимались абсолютно бесплатно. Это звучит безумно, но только не для режиссера Константина Еронина, который выпустил фильм «Искупление». В эксклюзивном интервью для GALA Еронин рассказал, как работал сторожем в школе и мыл полы в спортзале, как снимал клип для Хаски, о том, как уговорил звезд сниматься без гонорара и за что уважает Сарика Андреасяна.
— Как дела, чем занимаешься сейчас?
— Дела хорошо, мы, правда, с семьей переболели гриппом после очередной премьеры в Москве в рамках «Каро/Арт» и только недавно поправились. Это приятная суета, последние приготовления перед премьерой (интервью записывалось перед премьерой «Искупления»).
— Ты рассказывал, что твой отец показывал тебе крутое кино. А расскажи вообще про родителей? У них творческие профессии?
— Нет, профессии нетворческие. Мать у меня всю жизнь проработала уборщицей. Отец был столяром, потом потерял правую руку в циркулярной пиле и работал плотником в 21-й школе, где мы занимались уборкой. У нас был такой семейный подряд. Мы были сторожами по ночам, днем плотниками и уборщиками этой школы. Но, помимо прочего, отец — художник, который пишет картины. Он писал картины правой рукой до травмы. После травмы он продолжил писать только левой рукой точно так же, как и правой. И в общем-то, наверное, в девяностых мы выживали за счет того, что он рисовал картины и продавал. У нас в квартире есть угол, где разведена краска, где покрытие лаком, где натягиваются холсты на подрамники, вырезаются рамы. Я по сути всегда жил в этой творческой обстановке.
— А почему сразу не пошел на режиссера или другую творческую профессию? Почему пошел учиться на юриста?
— [Смеется] Скажем так, есть два фактора. Первый — это время, в которое я жил, в которое я заканчивал школу, а второе — это город того времени. То есть никогда в истории нашего города не было никаких кинорежиссеров. Наш город очень классный, теплый, но маленький. Только со временем, когда появился «Сапсан», и как-то потихоньку начали стираться границы между Санкт-Петербургом и Москвой, возникли интересные профессии, которых раньше в городе не было. Я мечтал учиться на режиссера, но никаких возможностей этого делать не было, здесь таких вузов нет. Москва и Санкт-Петербург — это совершенно неподъемные в материальном плане вещи. Поэтому все это было только мечтой, но я не останавливался: практиковался сам, что-то снимал. Я профессионально занимался фотографией, мечтал, писал, получал самообразование. Поэтому в целом, когда я подошел к съемке кино, такого состояния, в котором я растерялся бы и не знал, что делать, не было. Съемочный процесс был мне совершенно понятен.
— Можешь рассказывать поподробнее про опыт, когда вы с родителями работали в школе: сторожем, уборщиком, столяром.
— Началось это когда мне было лет 7. Туда устроилась работать моя мать, затем и мой отец. Это было интересно, мы ходили в школу по вечерам, чистили крылечки. Для меня это было прикольно, я даже брал с собой своего друга Стаса. Из снега, что мы сметали с крылечек, образовалась большая куча снега, в которую мы прыгали и веселились. В иные дни мы приходили и мыли полы, на каникулах натирали пол паркетной мастикой. А когда я устроился туда сам в студенческие годы, это уже был график, мне нужно было приходить каждый день в условные 14:00 и мыть спортзал. Но я к этому абсолютно нормально относился, никогда не стеснялся и не стесняюсь до сих пор. Набираешь ведро воды, средства, тряпка, швабра и пошел: включил плеер, наушники вставил в уши, слушаешь какую-то интересную погружающую музыку и мечтаешь. По сути ты только наполовину там, где тебе нужно мыть полы, на другую половину ты в своем собственном мире, который мечтами будоражит тебя и говорит, что когда-то ты будешь снимать кино, когда-то ты увидишь другие страны, других людей. Это все очень интересно, особенно интересно мечтать об этом, когда у тебя ничего нет и нет даже намеков на то, что это произойдет. Но ты все равно безусловно в это веришь [улыбается].
— Когда ты работал фотографом, то уже тогда понимал, что пойдешь снимать кино?
— Слушай, я понимал с 7−10 лет, что я буду заниматься кино, что кино − это единственная страсть в моей жизни и ничем другим я заниматься всерьез не хочу. Всю свою жизнь я так или иначе каким-то образом пересекался с этой профессией. Я занимался в театре юного зрителя на протяжении нескольких лет в детстве. Я очень любил ходить на разные местные телешоу. У нас была «Комната сказок», это что-то вроде «Спокойной ночи, малыши». Я ходил туда будучи еще ребенком, рассказывал там стихи.
А еще я с 13 лет работал в известной новгородской гостинице «Береста Палас», меня на летние каникулы устроили помощником официанта. И в эту гостиницу приехал Никита Сергеевич Михалков, причем на целую неделю. Проводили турнир «Большой шляпы» по теннису, и он там участвовал, так отдыхал. Я с ним там познакомился. Вспоминаю сейчас, это был мужчина в самом расцвете сил, в спортивном ярком фиолетовом костюме, очень энергичный. Помню, что я ему говорил, что очень хочу снимать кино. Прошло столько лет, и у нас в Новгороде летом был кинофестиваль «Новое движение», на котором я поговорил с Артемом, сыном Михалкова, рассказал ему эту историю и попросил его передать папе, что тот самый пацан смог стать режиссером.
— А тяжело было переключиться с фотографии на режиссуру?
— Нет. Я был вроде и коммерческим фотографом, но делал гораздо чаще творческие съёмки, в которых у меня был подход не фотографа, а режиссера. Если ты посмотришь мои фотографии, ты увидишь, что они абсолютно живые и, как говорят многие, похожи на кадр из какого-то фильма. Этот подход просто перекочевал в кино. По сути-то очень большой разницы я не заметил, потому что в своих фотографиях так же думал над драматургией, метафорой, загадкой, посланием.
— Ты снимал клип «Сказки» для Хаски. Расскажи, как у вас вообще случилось это сотрудничество.
— На тот момент мы готовились снимать «Вдохновение», мой первый полный метр, и один из моих операторов и мой друг Егор Панковский предложил мне рассмотреть Хаски на одну из ролей в фильме. Я с ним связался. И в целом ему понравилась идея. Но очень сложно было совпасть с графиком, и это просто не получилось. И тогда Егор, являясь поклонником творчества Хаски, сказал: «Давай мы клип ему снимем». Я послушал какие-то его треки, мне что-то очень понравилось, и я согласился. Мы связались с Димой, показали ему короткий метр, чтобы предметно было, о чем говорить, ему понравилось. Решающим для него фактором, насколько Дима (настоящее имя Хаски. – GALA) рассказывает, было то, что я не могу уезжать из Новгорода. На тот момент у меня была одна из острых фаз моего расстройства, у меня тяжелое ОКР, и я не мог даже покидать город. И он говорит: «Блин, это круто, сумасшествие [смеется]. Давай делать, я приеду в Новгород». Мы пригласили Вову Репина, фотографа и режиссера, который снимает клипы, короткометражное кино. Мы его позвали к нам в работу над клипом. Он еще и художник, поэтому нарисовал замечательную, красивую раскадровку. И у нас были все карты для того, чтобы сделать хороший клип. И он был малобюджетный. Этот творческий запал помог нам сделать то, что мы сделали. Большинство кадров снималось на натуре. Я всегда за что-то настоящее. Это мне гораздо ближе, чем компьютерная графика. Более того, я считаю вечными те фильмы, которые снимались в основном на натуре, например, «Дракула» Копполы 1992 года по роману Брэма Стокера. Потрясающее кино, в котором едва ли есть компьютерная графика, и оно выглядит достаточно современно спустя вот уже такое количество лет.
— В клипе хорошо виден твой стиль. Насколько много там командной работы или Дима дал тебе карт-бланш и ты делал как чувствуешь?
— Клип «Сказки» – это на самом деле целиком и полностью командная работа. Это не только моя режиссура, это режиссура и Вовы Репина. Где-то у нас есть точки соприкосновения в наших почерках и стилях, мы на этом и сыграли. Есть и боевые сцены, которые ставил Вова. Это выглядит круто, интересно. А вот, например, драматургия сцены, когда Хаски приходит в избу Бабы-яги – это уже мой и Димы взгляд на эту сцену с точки зрения драматургии. Есть карт-бланш от Димы, но он отдан нашей команде. И Егору Панковскому, оператору-постановщику.
— У вас в клипе каллиграфия от Покраса Лампаса. Как произошло это сотрудничество?
— Тут все очень просто. Покрас – это друг Вовы Репина, он ему предложил, и Покрас захотел нам помочь в реализации этого клипа, и оно срослось. Просто то, что действительно должно творчески произойти, оно произойдет. Всегда в самом лучшем и приглядном виде. Это такая магия. Вот есть документальный фильм «Магия кино», и он об этом в том числе. Когда все вокруг совпадает, все мелочи складываются в какую-то потрясающую киносказку.
— А ты хотел бы в будущем снимать клипы?
— Слушай, да, я бы хотел. Клипы – это такая отдушина, проще, само собой, чем художественное кино. Но при этом в моём понимании клипы – это кино.
— А есть у тебя какие-нибудь исполнители, которым ты бы очень хотел снять клип? Англоязычные, русскоязычные.
— Это на самом деле очень интересный вопрос. Я никогда об этом не думал. Сейчас я бы никого не назвал, но условно десять лет назад очень любил группу 30 Seconds to Mars, Джастина Тимберлейка. Хотел бы ли я поработать с ними сейчас? Думаю, да. Но круче было бы, если бы это произошло 10 лет назад.
— Почему твой первый фильм и не вышел в прокат, на стримингах?
— Кино – это бизнес. Мне это очень сильно не нравится, но от этого никуда не деться. И в этом смысле я не бизнесмен, а художник. Но кинобизнес постоянно диктует какие-то правила. Во-первых, сам жанр моего первого фильма, конечно, для прокатчиков и дистрибьюторов неожиданный, непонятно, как с ним работать, как продавать, кому он нужен. Второй фактор – это отсутствие больших звезд в этом фильме, который говорит о том, что фильм, вероятно, не попадет в прокат. Но мне очень нравится «Вдохновение», это очень самобытное кино, и я до сих пор верю, что, может быть, когда-нибудь он попадет все-таки и в прокаты, на платформы, и зритель уже сможет его посмотреть. Я на это очень надеюсь. Если мы говорим про «Искупление», жанр и структура этого кино ближе к массовому зрителю, но это все еще тот самый мой метафорический почерк. И тут есть звезды первого эшелона. Соответственно он выходит в прокат. Это во многом уникальный продукт российского кино. Ведь это еще и чистое творчество. Я писал сценарий, и мне вообще никто не говорил, что вот здесь нужно исправить, здесь нужно убрать, здесь нужно добавить. Что с «Вдохновением», что с «Искуплением» – это уникальный творческий опыт. И многие обсуждают сейчас, что вот таких кинозвезд поместили вот в такое нетипичное кино, в такую черно-белую картинку, в такой жесткий, контрастный свет. Очень любопытно за этим наблюдать, просто как за феноменом. Поэтому я очень надеюсь, что у фильма «Искупление» будет какая-то своя, очень интересная, близкая к зрителю судьба.
— На «Вдохновение» же давали деньги. Изначально где его планировали выпустить?
— Я не бизнесмен в широком смысле. Мне дали по меркам кинематографа совершенно небольшую сумму денег. Но где-то внутри понимал, что, наверное, это абсолютно фестивальная история. Вряд ли картина будет в широком прокате, но это и неплохо. Заходить в эту профессию с какой-то легонькой комедии мне не хотелось. Хотя это кассовая история. Но в этом смысле касса меня интересует меньше, чем сама природа искусства, которую я очень стремлюсь изучать. У всех свои цели, кто-то хочет быть сказочно богатым. У меня такого нет, хотя много лет назад я о благосостоянии постоянно думал только потому, что у меня в жизни многого не было. Сейчас же мне действительно нравится думать о том, что через сто лет в школе, в которой я учился, в которой я мыл в полы, на 1 сентября 2125 года на линейке детям рассказывают обо мне. Говорят, что вот этот человек здесь и работал, и учился, и снимал какие-то свои первые пробы в кино. Мне бы так хотелось, я об этом думаю, и гораздо больше, чем об условном чемодане денег.
— А тебе как художнику не обидно, что ты снял фильм, а зритель его так и не увидел?
— Да, очень круто ты подметил это ощущение. Мне как раз таки обидно от того, что человек просто не может посмотреть фильм. Мне бы очень хотелось, чтобы это случилось. И вдруг это произойдет в случае успеха «Искупления», я был бы очень рад. Тоже стоит сказать, что эти фильма связаны, это одна вселенная. И, конечно, «Вдохновение» в этом смысле очень бы хорошо дополняло «Искупление».
— Слышал, что в основе сюжета «Вдохновения» история твоего отца. Можешь рассказать про это?
— Она практически целиком и полностью отражена. «Вдохновение» – это кино, которое на 50% рассказывает историю моего отца, а на другую половину рассказывает обо мне. Это симбиоз меня и моего отца с точки зрения ресурсов, вдохновения, проблем, с которыми часто сталкиваются художники. Это алкоголь, помешательства, депрессия, расстройства психики. Все это есть в этом фильме. На самом деле я думаю, ты согласишься со мной, что для любого художника, творца, самое страшное – это не быть реализованным. Это не только признание, и мне даже не об этом, наверное, хочется говорить. Это просто возможность делать. Например, возможность человека, который живет в маленьком городе и хочет снимать кино, почти равна нулю. И это очень страшно. Мой отец-художника, потерявший правую руку, первые полгода не мог это осознать и думал о том, что он больше не может творить. В этом смысле я считаю, что «Вдохновение» про каждого из нас.
— Если «Вдохновение» родилось из истории отца, то как появилось «Искупление»?
— «Искупление» родилось в рассуждениях о людях, о природе человека и мыслях о том, что не бывает человека, который в абсолютной степени хороший или в абсолютной степени плохой. Каждый из нас хороший, каждый из нас плохой, для кого кого-то ты святой, а для кого-то ты грешник. И так можно сказать про каждого, проживающего эту жизнь. В абсолютной степени не существует зла или добра, но слово «искупление» подсказывает нам, что человек осознает свои ошибки и стремится что-то исправить. Вспомни, каждый твой родственник, который старше тебя, он всю твою жизнь пытается донести тебе какую-то мораль и дать тебе какие-то подсказки. Мы, будучи молодыми пацанами, часто отмахиваемся и говорим: «да что вы понимаете?». А это люди, которые прожили жизнь и хотят просто, чтобы ты через их опыт не допускал те же самые ошибки. Но как правило мы все равно их совершаем. Это кино, конечно, об очень многом: и о человеческой природе, о принятии себя, об искуплении, о детях, о семье. Совершенно огромное количество ценностей поднимается в этом фильме. Интересно, что все это поднимается через метафору. То есть действительно это то кино, над которым нужно будет подумать. Это то кино, которое я сам хочу смотреть. Чтобы я сел с точки зрения зрителя, прошел вот этот квест, погонял свои мысли, подумал о многих вещах, ценностях, разгадал какие-то загадки.
— Если переходить к актерскому касту, я слышал, что и Сергей Безруков и Никита Кологривый снимались у тебя вообще бесплатно, это правда?
— И Виктор Сухоруков тоже, и Кирилл Кяро, и рэпер Хаски, и вообще все артисты [улыбается].
— Вау. А как уговорить самых топовых актеров работать у тебя бесплатно? Раскрой секрет.
— Ну, честно признаться, что у авторского проекта нет денег. Откуда они возьмутся у начинающего режиссера? Это невозможно, но при этом это кино может быть не хуже, а может быть даже где-то лучше, чем многобюджетное кино. И в этом смысле все эти актеры просто доказывают преданность профессии и интерес к материалу, необычным ролям. Пусть это кино послужит таким примером молодым авторам: не бояться. Не бояться быть не увиденными. Все же очень прозаично: я действительно просто им позвонил. Вот все спрашивают, как это получилось, а я реально просто им позвонил. То есть я достал их личные номера, хотя все вокруг говорили, что я сошел с ума в очередной раз [смеется]. Возможно, во многом вот это сумасшествие и помогло.
— А как вообще происходили эти разговоры? Ты звонишь, представляешься, отправляешь им сценарий, как это было?
— Я не готовился к звонкам. В первом разговоре могло произойти все, что угодно. Например, с Виктором Ивановичем Сухоруковым мы проговорили больше получаса в первый раз. Это был творческий, житейский, дружеский разговор. Мы говорили о материале, о ролях. И я пытался сказать о том, что меня действительно во многом интересует творчество, выражение какого-то своего взгляда на этот мир. Все срослось, потому что это действительно настоящие артисты, творцы, художники, очень большие индивидуальности, которых интересует не только коммерция. И материал по-настоящему их заинтересовал.
Конечно, я сразу же говорил о том, что деньги на производство этого кино небольшие. Но передо мной стоит выбор: либо я снимаю за эти деньги, либо не снимаю. Конечно же, я выбираю снимать. И они сели со мной на поезд все без исключения. Это было удивительно и очень круто. Стоит сказать еще важные слова благодарности и не только артистам, но и человеку, который в меня поверил и дал мне хоть и небольшие по меркам кино деньги на это все дело. Это Леша (Алексей Потаповbx — продюсер проекта - GALA), мой инвестор. Человек, который и включился со временем в творческие процессы. Круто, что кто-то видит в тебе потенциал, важно чувствовать себя нужным, чувствовать себя человеком, который может принести какую-то пользу. И важно чувствовать, что в тебя верят. Вот он в меня поверил. Это тоже очень ценно, очень здорово и похоже на сказку. То есть, вся история моей профессиональной деятельности крутится вокруг слова «невозможно», вокруг слова «сказка», вокруг слова «вымысел», понимаешь, и мне это нравится. На самом деле я бы и дальше хотел вот так. Мне кажется, достаточно скучно быть коммерческим режиссером или сценаристом, где авторства мало.
Все крутится вокруг денег, и когда этих денег достаточно, ты просто покупаешь свою команду. Если бы я представил альтернативную реальность, где у меня неограниченное количество денег и я набираю команду заинтересованных только в деньгах, продукт был бы совершенно иным. А когда все заинтересованы в чем-то настоящем, в качестве игры, операторской работы, всего относительно очень ограниченного и небольшого бюджета, вот там-то и создается и рождается искусство, где каждый вокруг тебя изобретатель. Вдруг ты видишь, как актёры выполняют трюки, очень опасные на самом деле для жизни, совершенно об этом не задумываясь. Сами, самостоятельно, без каких-то дублёров. Это всё очень уникально.
— Про какие трюки ты говоришь?
— У нас была очень сложная сцена с Сергеем Витальевичем Безруковым. Он сам предложил всё сделать. Он большим настоящим топором, не бутафорским, под дождем в жиже, в глине, где можно в любой момент поскользнуться, где он сражается с Кузнецом. Он останавливал лезвие в двух миллиметрах от лица второго актера. Это надо видеть. Знаешь, там нет ни одного спецэффекта и все происходит по-настоящему. И ты замираешь вместе со всей остальной съемочной командой, когда наблюдаешь это все в плейбэке. И страшно, и круто. Так мне кажется уже давно не делается. В этом есть что-то настоящее.
— Ты упомянул своего инвестора. Расскажи про него, откуда он появился?
— Он пришел на мой курс по фотографии. У меня есть ламповый курс, я его никак не пиарю с точки зрения бизнеса. Но люди ко мне обращаются, чтобы научиться фотографии, сценарному искусству, поговорить со мной о режиссуре. И однажды он пришел просто на мой курс. Мы с ним занимались полгода, а я тогда искал инвестиции на фильм. Он сказал: «давай делать вместе, я дам тебе деньги». В такое сложно поверить, что это реально сейчас произойдет, что мне какой-то человек даст деньги. Но это произошло, и мы вот до сих пор вместе. Это тоже часть этой сказки.
— Он какой-то предприниматель? Откуда у него эти деньги?
— Да, он бизнесмен-предприниматель. Захотел фотографировать в качестве хобби, потому что он много путешествует по миру.
— У тебя за плечами был короткий метр, клип, первый фильм. А потом ты на площадке с топовыми звездами. Каково тебе было работать с Сухоруковым, Безруковым, Кологривым?
— Замечательно. Мне кажется, что это было совершенно необычно относительно современного кинопроизводства. Я на самом деле, погрузившись в эту тему, слышал достаточно много о том, что частенько первый раз режиссер видит своего актера в первый день его смены. То есть до этого люди не общаются, они могут быть не знакомы между собой. Соответственно, о каком художественном взаимопонимании может идти речь? В этом смысле мы до съемок «Искупления» уже полтора года были на связи, мы дружили, мы общались. Мы разгоняли все эти творческие процессы. Когда тебе Виктор Иванович по телефону за полгода до мотора говорит: «Я вот так вижу своего героя, а вот здесь я хочу попробовать сделать то, чего я не делал вообще в своей карьере никогда», понимаешь, что человек заражен этой энергией. Или я просыпаюсь с утра, а у меня голосовые сообщения от Безрукова: включаю, и слышу, как он в аэропорту куда-то улетает, но пока ожидает самолета, разгоняет внутри себя всю драматургию, что будет происходить на площадке. Это уникально. Мы встретились на площадке уже понимая, кто и что будет делать, для чего мы это делаем все вместе. В этом есть, наверное, единственный и самый правильный подход к кинематографу. Но это какая-то, наверное, старая школа, либо это какие-то мои личные фантазии о том, как должно быть.
— Никита Кологривый сейчас, наверное, самый востребованный актер. У него в месяц по два проекта выходит. Какого было тебе работать с ним? И в чем его магия?
— В нем действительно есть какая-то магия, она в настоящей харизме, потому что такие артисты действительно появляются раз в огромный промежуток времени. Это неиссякаемая энергия, колоссальный талант, дарованный, наверное, Богом. Я сравниваю Никиту с Караченцовым, Сергея Витальевича Безрукова с Мироновым. Это люди, у которых бесконечная энергия, потрясающая фактура и талант. Они на самом деле могут сыграть абсолютно всё, что угодно. Они совершенно ничего не боятся в творческом смысле. И поэтому они, наверное, являются такими фигурами в российском кинематографе на текущий момент.
— Слушай, мне еще интересно, какая у вас была атмосфера на площадке? Мы немного общались с Никитой, и он рассказывал, что он на площадке всегда шутит, прикалывается, над всеми смеется. А Безруков серьезный, собранный, олергивает его.
— Слушай, у нас было совершенно по-разному, все же зависит от настроения. Но Безруков в этом смысле как и Виктор Иванович Сухоруков – это некие учителя. Люди, которые делают все совершенно правильно, готовятся к сцене, погружаются. Но юмор присутствовал от всех, и он был уместен, был каким-то правильным, волшебным, где-то разряжающим обстановку. И Никита Кологривый, кстати, впитывая пример учителей, тоже делал все правильно. Например, к финальной сцене Никита готовился очень серьезно.
Это невероятно. Такие гигантские звезды проявили ко мне невероятное уважение. Хоть я и начинающий режиссер, но они дали мне почувствовать себя настоящим режиссером, соглашаясь со мной, спрашивая у меня, вступая в диалог по-правильному, как режиссер и актер. Это были прекрасные споры, принимались коллективные решения. Это память не только на мою жизнь, но и на жизнь моих потомков.
— А ты переживал, когда работал с такими звездами? Давила ответственность?
— Ну, ты всегда переживаешь. Мне кажется, так правильно. Это чувство, без которого вообще никуда. Как можно не переживать, когда такое происходит? Более того, все эти переживания помогают тебе больше чувствовать. Чем больше ты чувствуешь, тем ближе ты к этому непонятному слову «искусство».
— Я думаю еще у многих зрителей будет вопрос: «Почему в 2025 году делают черно-белый фильм»? Для кого-то это будет скучно, кто-то увидит в этом позерство, нарочитое эстетство.
— Эстетство — это хорошее слово, и совсем не про позерство. В черно-белом изображении действительно есть определенная эстетика. Оно действительно отличается, причем в более сложную сторону. Это, наверное, мое субъективное мнение. Со мной согласится мой оператор-постановщик Никита Горелкин, что черно-белое изображение по формату донесения мысли более сложное, чем цветное. Инструментов для того, чтобы донести определенную мысль, у тебя меньше. Но они, в свою очередь, более точные по акценту. Это невероятный красивый контраст, игра тени, света. И, по сути, все метафорические моменты ты считываешь исключительно с помощью света и тени. И это действительно в определенном смысле живопись. И для меня такое изображение является монументальным, эталонным, правильным что ли. Оно исключает ненужные, отвлекающие акценты. Это не позёрство, нет. Это просто тот формат, который мы выбираем на текущий момент. При этом не отказываемся от цвета, ведь цвет в фильме тоже есть, и он несёт определённый смысл, у него есть своя задача, как и у чёрно-белого изображения тоже есть своя задача.
— Что ты ждёшь от проката? Какие сборы, отзывы, оценку.
— Оценка уже есть. Для старта я считаю ее очень хорошей, - 6.7 на Кинопоиске (уже 6,9, – GALA). Для этого жанра, для моего кино, которое вообще было принято считать, что никто не смотрит. Фильм, мне кажется, весьма и весьма уровня студии «А24». Кстати вот у «Еретика» абсолютно такой же рейтинг, как у моего фильма, но совершенно разные бюджеты. Я жду того, что человек посмотрит мое кино, и, возможно, я как автор помогу ему пройти какие-то жизненные проблемы. Или этот фильм подскажет какой-то выход из определенной ситуации. То есть я хочу как автор, чтобы кино несло пользу. Я не смотрю с точки зрения денег, я ведь не бизнесмен, пускай о сборах думают люди, которые занимаются кинобизнесом. А я хочу думать о важном, о вечном, о том что это действительно будет какая-то определенная польза.
— Юрий Быков, например, совмещает авторские фильмы и зрительские сериалы, на которых очень хорошо зарабатывает. Ты думал о подобной схеме?
— Это схема рабочая. Кстати, Юра Быков мой друг, мы с ним очень хорошо дружим еще со времен «Чистилища» (короткий метр Константина, – GALA), и даже раньше, когда я был фотографом. Мы с ним познакомились в Новгороде, он приезжал на творческую встречу. Так вот, уникальность этой схемы в том, что это делает именно Юра Быков - кто-то другой так искусно бы это не сделал. Конечно, это вопрос индивидуальный.
— Ты бы хотел для себя что-то подобное попробовать?
— Вероятно, да, а когда — непонятно, потому что мне всё ещё хочется выражать себя, мне всё ещё хочется рассказывать о себе. Об этом трудно пока говорить и загадывать, какое будет мое следующее кино, но оно будет.
— Ты же еще общаешься с Сариком Андреасяном. А у вас как будто совершенно разные взгляды на кино. Как ты вообще относишься к его работе? Это не мешает вам общаться?
— Слушай, совершенно не мешает. Я тебе хочу сказать, что Сарик Андреасян терпеть не может такое кино, которое снимаю я [смеется]. Потому что он снимает совершенно другое. И при этом я не то чтобы смотрю кино Сарика Андреасяна, но… он совершенно потрясающий человек, удивительный. Однажды я брал у него интервью, у нас был небольшой подкаст во время пандемии. И передо мной действительно сидел человек, который знает и разбирается в кино. Мы говорили про «Золотой век» Голливуда, он рассказывал мне про Скорсезе, Финчера. И я понял, что человек кино любит и кино смотрит. И он находит своего зрителя, но, конечно, во многом Сарик Андреасян — бизнесмен, и кто бы что о нем говорил, это действительно человек, который прошел совершенно честный путь, начиная со съема однокомнатной квартиры в Москве со своими друзьями. Человек приехал в Москву совершенно без денег, имея вот эту страсть, которая привела его к огромному количеству фильмов, которые он производит. Но я не даю оценку его кино, скорее, говорю о том, что он действительно душевный человек, который имеет помимо успешного кино-бизнеса, страсть к кинематографу. Поэтому я его уважаю за его путь, за его достижения даже в финансовом смысле. Поэтому Сарик Андреасян обязательно однажды снимет то кино, которое лично он хочет снять. Кстати, одна из таких хороших попыток – его сериал с Нагиевым «Чикатило». Действительно это очень хороший сериал. Я посмотрел первый сезон, и это подтолкнуло меня с ним пообщаться. Потому что на тот момент это очень сильно выделялось на фоне всего остального. И он очень крутой с точки зрения работы художников, операторов.
— Какая у тебя главная цель в карьере?
— А я уже озвучил: чтобы через 100 лет в 21-й школе Великого Новгорода на улице Октябрьская про меня рассказали потомкам, чтобы меня вспоминали. Прямо сейчас сижу в машине, я совершенно без дел выехал прокатиться по городу, но я приехал снова в район, в котором я вырос. И мы с тобой сейчас говорим, а я вот здесь, где вырос. Я нахожусь буквально в 20 метрах от бывшего магазина, где я покупал и менял видеокассеты, будучи ребенком. Мне важен мой край, важен для моей души, это совершенно бесконтрольная история, и мне никогда бы не хотелось жить где-то еще. Хочется, конечно, попутешествовать, я ничего не видел, я нигде не был, но здесь я дома. Поэтому хотелось бы, чтобы через сто лет меня здесь дома вспоминали.
Популярное
Участники GA-GALA BATTLE «Кисули»: «Нам всегда страшно перед выходом на сцену»
Продолжаем знакомиться с теми, кто скоро станет мемом, трендом и, возможно, первыми миллионерами от регионального юмора.
Уют дома, несмотря на слякоть за окном: 7 простых шагов
Рассказываем, как обустроить жилье без затрат.
Красимся в стиле нулевых так, чтобы быть модной, но не вызывающей
Инструкция для тех, кто хочет ностальгировать по прошлому красиво.
Кишечник — почти второй мозг: как ему помочь?
Этот орган запускает сложные процессы, влияет на состояние кожи, формирует иммунитет и поддерживает настроение. Рассказываем, как это всё работает.